«Грязные ручонки», «визгливое кликушество», «шквал помойного словоблудия», «корчащиеся в бессильной злобе израильские «Иваны, не помнящие родства» — меньше всего такую лексику ожидаешь увидеть в письме, подписанном коллективом одного из самых известных театров России. И тем не менее это ответ труппы театра «Ленком» на отмену гастролей в Израиле. «Такое впечатление, что текст написал Дмитрий Медведев на пике формы», — прокомментировала стиль открытого письма ведущая «Дождя» Анна Монгайт. Обратили внимание на «перлы» известный литературовед Наталья Громова, драматург и писатель Артур Соломонов, Виктор Шендерович… А кандидат филологических наук и независимый исследователь Татьяна Шахматова уверена: письмо представляет интерес не только с точки зрения заметного понижения планки языка пропаганды. Оно — своеобразный памятник эпохи, достойный собственного лингвистического расследования. Потому что писалось явно не «в один присест» и, скорее всего, — разными людьми, которые собирались донести существенно разные смыслы.

Загадка ума и сердца самого Марка Захарова, чьё имя носит «Ленком», ушла в могилу вместе с ним. Захаров снял фильм-легенду «Убить дракона», разоблачавший природу тоталитарной власти, и в то же время открыто поддерживал политику Путина, писал ему хвалебные оды. Не из-под палки, не эпизодически, не для сохранения театра, а, судя по всему, вполне искренне.

Впрочем, это не первый случай, когда театроведы, историки культуры и литературы спотыкаются о вопрос, как сочетается подлинный талант и политические взгляды творца. Нужно ли их разделять, до какого момента искусство остаётся искусством, где смыкается с пропагандой и перестаёт ли быть искусством после того, как художник попадает под влияние идеологии. Герхарт Гауптман, Мартин Хайдеггер, Арно Брекер, Вера Мухина — мы знаем немало имён больших художников, которые не дают однозначного ответа на этот вопрос.

Надо отдать должное Марку Захарову: его театральные высказывания не становились прямым отражением его политических взглядов. Если бы он сам не признался однажды в интервью газете «Комсомольская правда», что его Дракон сейчас — «это человек, который сосредоточил в себе очень большие властные полномочия где-нибудь в регионе», широкая публика вряд ли узнала бы, как сам художник трактует собственное высказывание. Впрочем, до казуса, известного под неофициальным названием «синдром Бортко», когда известный режиссер фактически отказался от собственного фильма «Собачье сердце», разоблачавшего сталинскую эпоху, Захаров всё-таки не дошёл. Тем не менее позиция многолетнего бессменного руководителя «Ленкома» проливает некоторый свет на внутреннюю атмосферу в театре.

С этой точки зрения позиция руководителей и актёров «Ленкома», многие из которых открыто поддержали военные действия в Украине, к сожалению, ожидаема. Как ожидаемо и понятно нежелание израильтян видеть у себя на гастролях такой театр. Даже тот факт, что отмене подвергся легендарный спектакль о судьбах евреев в царской России «Поминальная молитва» по мотивам произведений еврейского автора Шолом–Алейхема, стал лишь своеобразным абсурдистским перевёртышем, «нравоучительной кодой, которую, я думаю, постеснялся бы сочинить сам драматург…» (Виктор Шендерович).

И всё же есть в этой истории кое-что, о чём хотелось бы сказать отдельно. Стилистический и прагматический анализ текста показывает, что это тот случай, когда можно, не покривив душой, сказать, что всё не так однозначно. Подождите кидать в меня дизлайками, сейчас я попробую объясниться.

ПИСЬМО ЗДОРОВОГО ЧЕЛОВЕКА

По своей стилистике и прагматике письмо делится на две очень разные части. По такому короткому отрывку текста довольно непросто провести автороведческую экспертизу с привлечением статистического анализа, но тем не менее я рискну предположить, что сначала был написан вполне нейтральный, профессиональный текст, который потом существенно дополнили теми самыми эмоционально-публицистическими элементами, балансирующими между стилем советской пропагандистской газеты и ругательствами в «Твиттере» Дмитрия Медведева, приковавшими всеобщее внимание.

Как делится письмо, видно невооружённым взглядом.

Часть 1 (первые два абзаца, третий и часть второго абзаца с конца) написана официальным стилем, с обилием фактической информация о произведении, театре и создателях спектакля.

Здесь можно выделить три основные темы

Объединяющие темы самого спектакля «Поминальная молитва» (автор подчёркивает «общую историю, духовные традиции великого народа, вечные человеческие символы бытия». Артистов представляет проводниками «важнейших художественных смыслов и духовных ценностей, которые должны объединять, а не озлоблять»).

Объединяющие моменты в истории бытования спектакля и тесных межкультурных связей между Россией, Израилем, Киевом, которые высвечивает еврейская тема в культуре («классика еврейской литературы», «создателями «Габимы» были великие русские актеры и режиссеры», «Михаил Глуз — автор пронзительной музыки <…>, хорошо известный в Израиле». «Музыка Михаила Глуза звучит и в Киевском театре им. Ивана Франко в спектакле «Тевье-Тевль», которого гениально играл великий Богдан Ступка»).

Финансовый вопрос. Автор подчёркивает, что гастроли должны были пройти с привлечением «внебюджетных источников финансирования», в условиях ограниченного бюджета, но театру эти гастроли были настолько важны, актёры согласились выступать практически бесплатно «за мизерные суточные».

В качестве главного аргумента против отмены спектакля в этой части письма используется следующий: «Это спектакль о людях, о вере и доброте, и о том, как важно в любых ситуациях оставаться людьми, прощать и видеть в другом живого человека».

И пусть эта часть написана не без лукавства умолчания, пусть автор закрывает глаза на те социальные роли, которые актёры театра исполняют сейчас в общественно-политическом пространстве, но структура тезисов и аргументации этой части могла бы найти сочувствие у многих поклонников театра как в России, так и за рубежом. В первую очередь потому, что и тон письма, и сами тезисы этой части не людоедские. Автор признаёт сложность ситуации, но пытается найти темы для диалога.

Судя по детальному знакомству с внутренней финансовой кухней гастролей, эти строки писал человек, близкий театру «Ленком». Возможно, это был официальный представитель труппы, заведующий литературной частью или представитель администрации театра по связям со СМИ. Надо отметить, что в этой части текста нет ошибок в словоупотреблении, автор владеет театральной терминологией и правилами русского языка.

Чудеса, на которые обратили внимание многие представители культуры, начинаются во второй части, как будто вещание канала «Культура» внезапно прерывается прямым включением из студии Соловьёва.

С КЕМ ВЫ, МАСТЕРА «ЛЕНКОМА»?

Здесь меняется не только тон, стиль, эмоциональность и система аргументации. Бросаются в глаза несколько ошибок в словоупотреблении и «тяжёлый», путанный синтаксис, что с вероятностью почти в 100 процентов говорит о том, что эти строки писал другой человек.

«Под этот бесконтрольный самодеятельный молох попала и культура», — пишет автор фрагмента, который я условно выделила как «фрагмент №2». Под молох, точнее под Молоха культура попасть никак не может. Молох — сказочное существо в мифологии некоторых семитских племён, упоминающееся в Библии. Молоху приносили человеческие жертвы, таким образом, можно попасть в лапы или в пасть Молоха. Ну а в том случае, если Молох всё же решит рискнуть здоровьем и усядется сверху на ощетинившуюся, словно ёж, официальную культуру России, то последняя попадёт под МолохА (ср: под Зевса, под Осириса). Вероятнее всего, автор путает Молоха с молотом или кувалдой.

Также автор путает слова «эмиграция» и «иммиграция», не очень хорошо знаком с историей русской эмиграции, уверяя, что такие деятели, как Бунин, Солженицын, Нуриев, никогда не критиковали коллег по цеху, оставшихся на родине. Не всегда верно расставляет знаки препинания.

Но самое интересное — это, конечно, предельно эмоциональные оценки, которые автор выдаёт представителям израильской стороны. Здесь мы уже не найдём ни объединяющих тем, ни профессионального разговора о спектакле.

Основной темой фрагмента №2 становится тема попрания исторической памяти («отсутствие памяти, испытанные методы угроз с националистическим душком и визгливым кликушеством, уже, к сожалению, стали разрушительной нормой»).

Автор фрагмента №2 посвящает целый абзац, чтобы напомнить «израильским «Иванам, не помнящим родства» о событиях в Украине, как они видятся автору — «с ее антисемитскими и русофобскими шествиями и лозунгами, открытыми маршами в честь Бандеры и дивизии СС «Галичина», с ее ярыми, национал-фашистскими выступлениями ведущих политиков, героизацией нацизма и открытой многолетней войной против русских на Донбассе».

Такое подробное отступление от темы театрального письма необходимо автору, чтобы напомнить о «Холокосте» и Второй мировой войне. По мнению автора, между причинами нападок на «Ленком» и «Холокостом» можно поставить знак равенства.

Тема 2 — «бессильная злоба» и якобы малочисленность людей («кучка»), которые выступают против нынешней политики России.

Тема 3 — отмена русской культуры. Появляется она вопреки логике первого фрагмента, где речь шла об объединяющем векторе еврейской культуры («запрет русской культуры», «открытые угрозы», «агрессивные оскорбления», «шариковы», громко «тявкающие» и оскорбляющие простых соотечественников и коллег по цеху, «зачищать любыми методами»).

Во фрагменте №2 слышатся прямые цитаты из пропагандистской литературы советского времени. Нет смысла отрицать, что советские лидеры и пропагандисты разработали стратегии и тактики, которые продолжают оказывать влияние на российских лидеров, а как следствие — на публичных спикеров, выражающих официальную точку зрения. Однако влияние это довольно специфическое.

Дело в том, что советская контрпропаганда (а в данном случае нас интересует именно она, то есть те ситуации, в которых СССР оппонировал «антисоветским» тезисам, «развеивал мифы» или боролся с убеждениями, которые были ему не выгодны) максимально крикливо и броско выступала в ранние годы существования СССР.

Так, например, «бессильная злоба» «Иванов родства не помнящих» — это, конечно, фраза из адресованного американской интеллигенции письма Максима Горького «С кем вы, мастера культуры?» Касалась эта фраза эмигрантов, которые «разлагаются в бессильной злобе, гниют в эмиграции». Такой же финал Горький обещает и американской интеллигенции, если те не смогут верно выбрать сторону.

Но так контрпропаганда вела себя в самом начале существования советского государства, ещё охваченного революционным запалом борьбы.

После окончания Второй мировой войны приходит осознание необходимости мягкой информационной силы. Несмотря на «холодную войну», сотрудничество с западом не остановлено вовсе. «За рубеж ежегодно выезжает 23 тысячи советских ученых», «международный культурный и научно-технический обмен осуществляется со 103 странами», сотрудничество предполагается увеличивать, говорится в отчете Комитета по культурным связям с зарубежными странами от 4 апреля 1964 года. Такие планы требует изменения риторики.

В названиях международных организаций появляются слова «союз дружбы», «дом дружбы», «морально-политическая поддержка», «дружба народов» и т.п. В разных странах открываются курсы изучения русского языка, разрабатываются методики преподавания, которые включают не только грамматический, но и лингвострановедческий и идеологический компоненты.

Одна из самых острых ситуаций, в урегулировании которой изначально была высока роль пропаганды, — «Чехословацкий кризис». Тогда СССР с помощью открытых обращений пытался надавить и заставить ЦК КПЧ, чтобы те остановили процесс реформ. Исследователи пропаганды называли эти попытки «управляемым скандалом», так как изначально СССР собирался выиграть конфликт только с помощью пропаганды.

В речах и текстах спикеров со стороны Советского Союза и стран социалистического лагеря появляется образ некоего подлого внешнего врага: «Этот заговор контрреволюционных сил, поддержанных извне империалистической реакцией, создал прямую угрозу социализму в ЧССР». Используются слова и словосочетания «силы реакции», «развязали кампанию», «использовали ослабление партийного руководства».

Само собой, потом последовали заявления о том, что 20 августа 1968 года Советский Союз и другие социалистические страны (Польша, Венгрия, Болгария и ГДР) были «вынуждены пойти на крайние меры», включая ввод вооруженных сил на территорию Чехословакии. Тем не менее даже в такой острой ситуации спикеры со стороны Советского Союза не выходили за рамки традиционных штампов и клише о врагах коммунизма, не использовали ненормативную лексику, хотя активно пользовались лексикой заговора, борьбы, подлых происков.

В какой-то мере ситуация с театром «Ленком» напоминает эту ситуацию «управляемого скандала». Ленкомовцы тоже призывают Израиль разобраться в ситуации. Не случайно гастроли не отменены, а лишь «перенесены». Вот только когда сравниваешь документы «Чехословацкого кризиса» и письмо театра «Ленком», создаётся ощущение, будто бы полмиллионом солдат и 6 300 танками, которые вошли тогда на территорию Чехословакии, располагает не тогдашний Советский Союз, а нынешний театр «Ленком».

Откуда автор фрагмента №2 письма «Ленкома» черпал вдохновение? Ответ понятен. Если после окончания Второй мировой войны на экспорт яркая эмоциональность выдавалась строго дозировано, то в текстах и плакатах для внутреннего пользования всё фактически осталось на своих местах.

«Из жизни «пчёл» и навозных «жуков» — так называется статья Никиты Богословского в «Литературной газете» 1964 года, которая посвящена группе «Битлз».

«Псевдомузыка», в его руках «гитара подобна дубине питекантропа», на каждом концерте «массовые драки, поножовщина, вандализм» — это о концертах Оззи Осборна и других представителей «тяжелого металла» из газеты «Молодая гвардия» 1986 года.

Американский генерал Крерар — «кликушествует» (речь, по всей видимости, о канадском генерале Хенри Крираре, однако автор обличительной заметки, судя по всему, не видел большой разницы между Канадой и США — «Idel.Реалии»). «Ученый холуй американских бизнесменов» помогает «американскому империализму и их приспешникам». Это уже цитаты из газеты «Комсомольская правда» от 21 апреля 1950 года, которую я вытянула из архива наугад и сразу же наткнулась на тот самый стиль и даже те самые слова, которыми написано и письмо «Ленкома».

«ПОМОЙНОЕ СЛОВОБЛУДИЕ» ВЫСОКОГО ПОШИБА

И всё же письмо «Ленкома» отличается даже от «классики» советской пропаганды, ориентированной на внутреннего потребителя.

Первое отличие, которое бросается в глаза, — концентрация ругательной лексики на единицу площади. В советской послевоенной прессе, которая освещала вопросы культуры, чтобы кого-то обругать, бралось «долгое дыхание», к хлёсткому эпитету подводили, а порой даже изощрённо обыгрывали его, возвращаясь к оскорблению под маской вежливости, как это делает уже цитированный Никита Богословский в статье про «Битлз»:

«Если вы заметили, дорогой читатель, у меня в заголовке к слову «жуки» произвольно добавлен эпитет — «навозные», но мне почему-то кажется, что вы не осудите меня за эту вольность. Тем более, что по этому поводу мы вам кое-что объяснили».

Нет, и после этого статья оставляет ощущение гадливости (к Никите Богословскому и опубликовавшей это «Литературной газете», а не к «Битлз»), однако сама вариативность средств оскорбления и дискредитации даёт хотя бы ощущение, что текст написан не на заборе.

Письмо же ленкомовцев концентрирует ругательства с предельной плотностью. Более того, автор попытался «подновить» известные штампы. Вместо «шквала словоблудия» появляется «шквал помойного словоблудия низкого пошиба». Кликушество становится «визгливым кликушеством». Коммунальные кухни — еще и местечковыми. Поведение официальных властей — разнузданным и разрушительным. Агрессивно настроенная кучка граждан — агрессивно и хулигански настроенной кучкой.

С одной стороны, это смешно. Есть неписаное правило для начинающих авторов — если ты придумал классный эпитет, выбрось его, пиши без эпитета. Это не о том, чтобы пренебрегать прилагательными вовсе, а о том, чтобы научиться писать без уточняющих «красивостей», которые, как часто кажется молодому автору, помогают лучше донести мысль. Именно из этой тяги и появляются «молодые девушки с кукольными, восковыми и бледными лицами», когда можно просто написать, что девушка была бледна. Смешно, что письмо «одного из ведущих театров России» написано таким же графоманским языком.

С другой стороны, это ещё одно свидетельство того, что язык современной пропаганды старается выглядеть агрессивнее своего старшего брата — языка советской пропаганды. Но метод, который выбирает нынешняя пропаганда, тоже вызывает, скорее, грустную улыбку. В народе такой метод называют «накидывать на вентилятор» некую дурно пахнущую субстанцию.

Советская контрпропаганда на экспорт тоже обладала не самым широким арсеналом средств. В сущности, их можно перечислить в одном предложении: всё отрицать, играть на противоречиях, искать слабости противника, хвалить и лакировать всё своё.

Тем не менее советские спикеры и политики пользовались этими средствами в разных пропорциях, стараясь, что называется, сохранять лицо и сильно не ругаться при соседях. Это давало свои плоды. Есть целый архив различных отчётов о поездках советских деятелей на запад, в том числе в США и европейские страны (например, книга «Летопись внешней политики СССР: 1917–1978 гг.»), которые свидетельствуют о непростом, но всё же вполне человеческом диалоге между учёными, деятелями культуры, представителями литературы. В этих документах много лукавства, умолчаний, откровенной лжи, но ощущение полностью прерванного диалога, когда один из собеседников просто грязно матерится и хлопает дверью, возникает совсем нечасто.

Анализ письма театра «Ленком» показывает, что изначально именно в таком — чисто советском пропагандистском стиле, направленном вовне — этот текст и был составлен. Пока в него не вмешался некий второй автор, который перепутал нехитрые стратегии коммуникации на экспорт с выступлением Соловьёва в студии своего прямого эфира для зрителей RuTube.

Наличие второго автора, даже если он никак не связан с театром, не оправдывает коллектив театра «Ленком»: в итоге письмо написано «от его имени». Однако высвечивает важный момент в бытования отечественной культуры сегодня. Здесь вряд ли можно говорить о какой-то замаскированной фронде или протесте, но даже обычные попытки сохранить лицо, выступить с каким-то подобием культурного, пусть и идеологически пропитанного заявления, видимо, тоже кажутся недостаточными. Нужно не просто ответить, нужно смачно обругать — так, чтобы даже самый едкий советский карикатурист смущённо покраснел.

Татьяна Шахматова, кандидат филологических наук, независимый исследователь, автор серии филологических детективов в издательстве ЭКСМО

Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике «Мнения», не отражает позицию редакции.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт «Idel.Реалии», читайте здесь.